Урочный час


        Ох, и весело будет! Вот это игра! Сто лет такого не было!
        Детишки с криком носятся взад и вперед по лужайкам, то схватятся за руки, то бегают кругами, влезают на деревья, хохочут. В небе пролетают ракеты, по улицам скользят проворные машины, но детвора поглощена игрой. Такая потеха, такой восторг, столько визга и суеты!
        Мышка вбежала в дом, чумазая и вся в поту. Для семи лет она горластая и крепкая, и на редкость твердый характер. Миссис Моррис оглянуться не успела, а дочь уже с грохотом выдвигает ящики и сыплет в мешок кастрюльки и разную утварь.
        - О господи, Мышка, что это творится?
        - Мы играем! Очень интересно! - запыхавшись, вся красная, отозвалась Мышка.
        - Посиди минутку, передохни, - посоветовала мать.
        - Не, я не устала. Мам, можно, я все это возьму?
        - Только не продырявь кастрюли, - сказала миссис Моррис.
        - Спасибо, спасибо! - закричала Мышка и ракетой метнулась прочь.
        - А что у вас за игра? - крикнула мать ей вслед.
        - Вторжение! - на бегу бросила Мышка.
        Хлопнула дверь.

        По всей улице дети тащили из дому ножи, вилки, консервные ножи, а то и кочергу или кусок старой трубы.
        Любопытно, что волнение и суматоха охватили только младших. Старшие, начиная лет с десяти, смотрели на все это свысока и уходили гулять подальше или с достоинством играли в прятки и с мелюзгой не связывались.
        Тем временем отцы и матери разъезжали в сверкающих хромированных машинах. В дома приходили мастера - починить вакуумный лифт, наладить подмигивающий телевизор или задуривший продуктопровод. Взрослые мимоходом поглядывали на озабоченное молодое поколение, завидовали неуемной энергии разыгравшихся малышей, снисходительно улыбались их буйным забавам и сами, пожалуй, не прочь бы позабавиться с детишками, да только солидному человеку такое не пристало...
        - Эту, эту и еще эту, - командовала Мышка, и ребята выкладывали перед ней разнокалиберные ложки, штопоры и отвертки. - Это давай сюда, а это туда. Не так! Вот неумеха! Так. Теперь не мешайся, я приделаю эту штуку, - она прикусила кончик языка и озабоченно наморщила лоб. - Вот так. Понятно?
        - Ага-а! - завопили ребята.
        Подбежал двенадцатилетний Джозеф Коннорс.
        - Уходи! - без обиняков заявила Мышка.
        - Я хочу с вами играть, - сказал Джозеф.
        - Нельзя! - отрезала она.
        - Почему?
        - Ты будешь дразниться.
        - Честное слово, не буду.
        - Нет уж. Знаем мы тебя. Уходи, а то поколотим.
        Подкатил на мотороликах еще один двенадцатилетний.
        - Эй, Джо! Брось ты эту мелюзгу. Пошли!
        Джозефу явно не хотелось уходить, он повторил не без грусти:
        - А я хочу с вами.
        - Ты старый, - возразила Мышка.
        - Не такой уж я старый, - рассудительно сказал Джо.
        - Только будешь смеяться и испортишь все вторжение.
        Мальчик на мотороликах громко, презрительно фыркнул:
        - Пошли, Джо! Ну их! Все еще в сказки играют!
        Джозеф поплелся прочь. И пока не завернул за угол, все оглядывался.
        А Мышка опять захлопотала. При помощи своего разномастного инструмента она сооружала непонятный аппарат. Сунула другой девочке тетрадку и карандаш, и та под ее диктовку прилежно выводила какие-то каракули. Жарко грело солнце, голоса девочек то звенели, то затихали.
        А вокруг гудел город. Вдоль улиц мирно зеленели деревья. Только ветер не признавал тишины и покоя и все метался по городу, по полям, по всей стране. В тысяче других городов были такие же деревья, и дети, и улицы, и деловые люди в тихих солидных кабинетах что-то говорили в диктофон или следили за экранами телевизоров. Синее небо серебряными иглами прошивали ракеты. Везде и во всем ощущалось спокойное довольство и уверенность, люди привыкли к миру и не сомневались: их больше не ждет никакая беда. Ведь на всей земле люди дружны и едины. Все народы в равной мере владеют надежным оружием. Давно уже достигнуто идеальное равновесие сил. Человечество больше не знает ни предателей, ни несчастных, ни недовольных, а потому не тревожится о завтрашнем дне. И сейчас полмира купается в солнечных лучах, и дремлет, пригревшись, листва деревьев.
        Миссис Моррис выглянула из окна второго этажа.
        Дети. Она поглядела на них и покачала головой. Что ж, они с аппетитом поужинают, сладко уснут и в понедельник пойдут в школу. Крепкие, здоровые, и слава богу. Она прислушалась.
        Подле розового куста Мышка что-то озабоченно говорит... а кому? Там никого нет.
        Странный народ дети. Другая кроха - как бишь ее? Да, Энн - она усердно выводит каракули в тетрадке. Мышка что-то спрашивает у розового куста, а потом диктует подружке ответ.
        - Треугольник, - говорит Мышка.
        - А что это тре...гольник? - с запинкой спрашивает Энн.
        - Неважно, - отвечает Мышка.
        - А как оно пишется?
        - Тэ...рэ...е... - начинает объяснять Мышка, но у нее не хватает терпения. - А, да пиши как хочешь! - и диктует дальше: - Перекладина.
        - Я еще не дописала тре...гольник.
        - Скорей, копуха! - кричит Мышка.
        Мать высовывается из окна.
        - ...у-голь-ник, - диктует она растерявшейся Энн.
        - Ой, спасибо, миссис Моррис! - говорит Энн.
        - Вот это правильное слово, - смеется миссис Моррис и возвращается к своим заботам: надо включить электромагнитную щетку, чтоб вытянуло пыль в прихожей.
        А в знойном воздухе колышутся детские голоса.
        - Перекладина, - говорит Энн.
        Затишье.
        - Четыре, девять, семь. А, потом бэ, потом фэ, - деловито диктует издали Мышка. - Потом вилка, и веревочка, и, шеста... шесту... шестиугольник!
        За обедом Мышка залпом осушила стакан молока и метнулась к двери. Миссис Моррис хлопнула ладонью по столу.
        - Сядь сию минуту, - велела она дочери. - Сейчас будет суп.
        Она нажала красную кнопку автомата, и через десять секунд в резиновом приемнике мягко стукнуло. Миссис Моррис открыла дверцу, вынула запечатанную банку с двумя алюминиевыми ручками, мигом вскрыла ее и налила горячий суп в чашку.
        Мышка ерзала на стуле.
        - Скорей, мам! Тут вопрос жизни и смерти, а ты...
        - В твои годы я была такая же. Всегда вопрос жизни и смерти. Я знаю.
        Мышка торопливо глотала суп.
        - Ешь помедленнее, - сказала мать.
        - Не могу, меня Бур ждет.
        - Кто это Бур? Странное имя.
        - Ты его не знаешь, - сказала Мышка.
        - Разве в нашем квартале поселился новый мальчик?
        - Еще какой новый, - сказала Мышка, принимаясь за вторую порцию.
        - Который же это - Бур? Покажи его мне.
        - Он там, - уклончиво ответила Мышка. - Ты будешь смеяться. Все только дразнятся да смеются. Фу, пропасть!
        - Что же, этот Бур такой застенчивый?
        - Да. Нет. Как сказать. Ох, мам, я побегу, а то у нас никакого вторжения не получится.
        - А кто куда вторгается?
        - Марсиане на Землю. Нет, они не совсем марсиане. Они... ну не знаю. Вон оттуда, - она ткнула ложкой куда-то вверх.
        - И отсюда. - Миссис Моррис легонько тронула разгоряченный дочкин лоб.
        Мышка возмутилась:
        - Смеешься! Ты рада убить и Бура, и всех!
        - Нет-нет, я никого не хотела обидеть. Так этот Бур - марсианин?
        - Нет. Он... ну не знаю. С Юпитера, что ли, или с Сатурна, или с Венеры. В общем, ему трудно пришлось.
        - Могу себе представить! - Мать прикрыла рот ладонью, пряча улыбку.
        - Они никак не могли придумать, как бы им напасть на Землю.
        - Мы неприступны, - с напускной серьезностью подтвердила мать.
        - Вот и Бур так говорит. Это самое слово, мам: не...при...
        - О-о, какой умный мальчик. Какие взрослые слова знает.
        - Ну и вот, мам, они все не могли придумать, как на нас напасть. Бур говорит... он говорит, чтобы хорошо воевать, надо найти новый способ застать людей врасплох. Тогда непременно победишь. И еще он говорит, надо найти помощников в лагере врага.
        - Пятую колонну, - сказала мать.
        - Ага. Так Бур говорит. А они все не могли придумать, как застать Землю врасплох и как найти помощников.
        - Неудивительно. Мы ведь очень сильны, - засмеялась мать, убирая со стола.
        Мышка сидела и так смотрела на стол, будто видела на нем все, о чем рассказывала.
        - А потом в один прекрасный день, - продолжала она театральным шепотом, - они подумали о детях!
        - Вот как! - восхитилась миссис Моррис.
        - Да, и они подумали: взрослые вечно заняты, они не заглядывают под розовые кусты и не шарят в траве.
        - Разве что когда собирают грибы или улиток.
        - И потом, он говорил что-то такое про мери-мери.
        - Мери-мери?
        - Ме-ре-ния.
        - Измерения?
        - Ага! Их четыре штуки! И еще про детей до девяти лет и про воображение. Он очень занятно разговаривает.
        Миссис Моррис устала от дочкиной болтовни.
        - Да, наверно, это занятно. Но твой Бур тебя заждался. Уже поздно, а надо еще умыться перед сном. Так что, если хочешь поспеть с вашим вторжением, беги скорей.
        - Ну-у, еще мыться! - проворчала Мышка.
        - Обязательно! И почему это дети боятся воды? Во все времена все дети не любили мыть уши.
        - Бур говорит, мне больше не надо будет мыться, - сказала Мышка.
        - Ах, вот как?
        - Он всем ребятам так сказал. Никакого мытья. И не надо рано ложиться спать, и в субботу можно по телевизору смотреть целых две программы!
        - Ну, пускай мистер Бур не болтает лишнего. Вот я пойду поговорю с его матерью и...
        Мышка пошла к двери.
        - И еще есть такие мальчишки, Пит Бритз и Дейл Джеррик, мы с ними ругаемся. Они уже большие. И они дразнятся. Они еще хуже родителей. Даже не верят в Бура. Воображалы такие, задаются, что уже большие. Могли бы быть поумнее. Сами недавно были маленькие. Я их ненавижу хуже всех. Мы их первым делом убьем.
        - А нас с папой после?
        - Бур говорит: вы опасные. Знаешь почему? Потому что вы не верите в марсиан! А они позволят нам править всем миром. Ну не нам одним, ребятам из соседнего квартала - тоже. Я, наверно, буду королевой.
        Она отворила дверь.
        - Мам!
        - Да?
        - Что такое "лог-ги-ка"?
        - Логика? Понимаешь, детка, это когда человек умеет разобраться, что верно, а что неверно.
        - Бур и про это сказал. А что такое впе-ча-тли-тель-ный? - Мышке понадобилась целая минута, чтобы выговорить такое длиннющее слово.
        - А это... - мать опустила глаза и тихонько засмеялась. - Это значит ребенок.
        - Спасибо за обед! - Мышка выбежала вон, потом на миг снова заглянула в кухню. - Мам, я уж постараюсь, чтоб тебе было не очень больно, правда-правда!
        - И на том спасибо, - сказала мать.
        Хлопнула дверь.

        В четыре часа загудел вызов видеофона. Миссис Моррис нажала кнопку, экран осветился.
        - Здравствуй, Элен! - сказала она.
        - Здравствуй, Мэри. Как дела в Нью-Йорке?
        - Отлично. А в Скрэнтоне? У тебя усталое лицо.
        - У тебя тоже. Сама знаешь, дети. Путаются под ногами.
        Миссис Морис вздохнула.
        - Вот и Мышка тоже. У них тут сверхвторжение.
        Элен рассмеялась:
        - У вас тоже малыши в это играют?
        - Ох, да. А завтра все помешаются на головоломках и на моторизованных "классах". Неужели мы тоже году в сорок восьмом были такие несносные?
        - Еще хуже. Играли в японцев и нацистов. Не знаю, как мои родители меня терпели. Ужасным была сорванцом.
        - Родители привыкают все пропускать мимо ушей.
        Короткое молчание.
        - Что случилось, Мэри?
        Миссис Моррис прикрыла глаза, медленно, задумчиво провела языком по губам. Вопрос Элен заставил ее вздрогнуть.
        - А? Нет, ничего. Просто я как раз об этом и думала. Насчет того, как пропускаешь мимо ушей. Неважно. О чем, бишь, мы говорили?
        - Мой Тим прямо влюбился в какого-то мальчишку... его, кажется, зовут Бур.
        - Наверно, у них такой новый пароль. Моя Мышка тоже увлеклась этим Буром.
        - Вот не думала, что это и до Нью-Йорка докатилось. Видно, друг от дружки слышат и повторяют. Какая-то эпидемия. Я тут разговаривала с Джозефиной, она говорит, ее детишки тоже помешались на новой игре, а она ведь в Бостоне. Всю страну охватило.
        В кухню вбежала Мышка выпить воды. Миссис Моррис обернулась:
        - Ну, как дела?
        - Почти все готово, - ответила Мышка.
        - Прекрасно! А это что такое?
        - Бумеранг. Смотри!
        Это было что-то вроде шарика на пружинке. Мышка бросила шарик, пружинка растянулась до отказа... и шарик исчез.
        - Видала? - сказала Мышка. - Хоп! - Она согнула палец крючком, шарик вновь очутился у нее в руке, и она защелкнула пружинку.
        - Ну-ка, еще раз, - попросила мать.
        - Не могу. В пять часов вторжение. Пока! - И Мышка вышла, пощелкивая игрушкой.
        С экрана видеофона засмеялась Элен.
        - Мой Тим сегодня утром тоже притащил такую штучку, я хотела посмотреть, как она действует, а Тим ни за что не хотел показать, тогда я попробовала сама, но ничего не получилось.
        - Ты не впе-ча-тли-тель-ная, - сказала Мэри Моррис.
        - Что?
        - Так, ничего. Я подумала о другом. Тебе что-то было нужно, Элен?
        - Да, я хотела спросить, как ты делаешь то печенье, черное с белым...

        Лениво текло время. Близился вечер. Солнце опускалось в безоблачном небе. По зеленым лужайкам потянулись длинные тени. А ребячьи крики и смех все не утихали. Одна девочка вдруг с плачем побежала прочь. Миссис Моррис вышла на крыльцо.
        - Кто это плакал, Мышка? Не Пегги-Энн?
        Мышка что-то делала во дворе, подле розового куста.
        - Угу, - ответила она, не разгибаясь. - Пегги-Энн трусиха. Мы с ней больше не водимся. Она уж очень большая. Наверно, она вдруг выросла.
        - И поэтому заплакала? Чепуха. Отвечай мне как полагается, не то сейчас же пойдешь домой!
        Мышка круто обернулась, испуганная и злая.
        - Да не могу я сейчас! Скоро уже время. Ты прости, я больше не буду.
        - Ты что же, ударила Пегги-Энн?
        - Нет, честное слово! Вот спроси ее! Это из-за того, что... ну просто она трусиха, задрожала - хвост поджала.
        Кольцо ребятни теснее сдвинулось вокруг Мышки; озабоченно хмурясь, она что-то делала с разнокалиберными ложками и четырехугольным сооружением из труб и молотков.
        - Вот сюда и еще сюда, - бормотала она.
        - У тебя что-то не ладится? - спросила миссис Моррис.
        - Бур застрял. На полдороге. Нам бы только его вытащить, тогда будет легче. За ним и другие пролезут.
        - Может, я вам помогу?
        - Нет, спасибо. Я сама.
        - Ну хорошо. Через полчаса мыться, я тебя позову. Устала я на вас смотреть.
        Миссис Моррис ушла в дом, села в кресло и отпила глоток пива из неполного стакана. Электрическое кресло начало массировать ей спину. Дети, дети... У них и любовь, и ненависть - все перемешано. Сейчас ребенок тебя любит, а через минуту ненавидит. Странный народ дети. Забывают ли они, прощают ли в конце концов шлепки, и подзатыльники, и резкие слова, когда им велишь - делай то, не делай этого? Как знать... А если ничего нельзя ни забыть, ни простить тем, у кого над тобой власть - большим, непонятливым и непреклонным?
        Время шло. За окнами воцарилаеь странная, напряженная тишина, словно вся улица чего-то ждала.
        Пять часов. Где-то в доме тихонько, мелодично запели часы: "Ровно пять, ровно пять, надо время не терять!" - и умолкли.
        Урочный час. Час вторжения.
        Миссис Моррис засмеялась про себя.
        На дорожке зашуршали шины. Приехал муж. Мэри улыбнулась. Мистер Моррис вышел из машины, захлопнул дверцу и окликнул Мышку, все еще поглощенную своей работой. Мышка и ухом не повела. Он засмеялся, постоял минуту, глядя на детей. Потом поднялся на крыльцо.
        - Добрый вечер, родная.
        - Добрый вечер, Генри.
        Она выпрямилась в кресле и прислушалась. Дети молчат, все тихо. Слишком тихо.
        Муж выколотил трубку и набил заново.
        Ж-ж-жж.
        - Что это? - спросил Генри.
        - Не знаю.
        Она вскочила, поглядела расширенными глазами. Хотела что-то сказать - и не сказала. Смешно. Нервы расходились.
        - Дети ничего плохого не натворят? - промолвила она. - Там нет опасных игрушек?
        - Да нет, у них только трубы и молотки. А что?
        - Никаких электрических приборов?
        - Ничего такого, - сказал Генри. - Я смотрел.
        Мэри прошла в кухню. Жужжанье продолжалось.
        - Все-таки ты им лучше скажи, чтоб кончали. Уже шестой час. Скажи им... - Она прищурилась. - Скажи, пускай отложат вторжение на завтра.
        Она засмеялась не очень естественным смехом.
        Жужжанье стало громче.
        - Что они там затеяли? Пойду, в самом деле, погляжу.
        Взрыв!
        Глухо ухнуло, дом шатнуло. И в других дворах, на других улицах громыхнули взрывы.
        У Мэри Моррис вырвался отчаянный вопль.
        - Наверху! - бессмысленно закричала она, не думая, не рассуждая.
        Быть может, она что-то заметила краем глаза; быть может, ощутила незнакомый запах или уловила незнакомый звук. Некогда спорить с Генри, убеждать его. Пускай думает, что она сошла с ума. Да, пускай! С воплем она кинулась вверх по лестнице. Не понимая, о чем она, муж бросился следом.
        - На чердаке! - кричала она. - Там, там!
        Жалкий предлог, но как еще заставишь его скорей подняться на чердак. Скорей, успеть... о боже!
        Во дворе - новый взрыв. И восторженный визг, как будто для ребят устроили невиданный фейерверк.
        - Это не на чердаке! - крикнул Генри. - Это во дворе!
        - Нет, нет! - задыхаясь, еле живая, она пыталась открыть дверь. - Сейчас увидишь! Скорей! Сейчас увидишь!
        Наконец они ввалились на чердак. Мэри захлопнула дверь, повернула ключ в замке, вытащила его и закинула в дальний угол, в кучу всякого хлама. И как в бреду, захлебываясь, стала выкладывать все подряд. Неудержимо. Наружу рвались неосознанные подозрения и страхи, что весь день тайно копились в душе и перебродили в ней, как вино. Все мелкие разоблачения, открытия и догадки, которые тревожили ее с самого утра и которые она так здраво, трезво и рассудительно критиковала и отвергала. Теперь все это взорвалось и потрясло ее.
        - Ну вот, ну вот, - всхлипывая, она прислонилась к двери. - Тут мы в безопасности до вечера. Может, потом потихоньку выберемся. Может, нам удается бежать!
        Теперь взорвался Генри, но по другой причине:
        - Ты что, рехнулась? Какого черта ты закинула ключ? Знаешь, милая моя!..
        - Да, да, пускай рехнулась, если тебе легче так думать, только оставайся здесь!
        - Хотел бы я знать, как теперь отсюда выбраться!
        - Тише. Они услышат. О господи, они нас найдут...
        Где-то близко - голос Мышки. Генри умолк на полуслове. Все вдруг зажужжало, зашипело, поднялся визг, смех. Внизу упорно, настойчиво гудел сигнал видеофона - громкий, тревожный. "Может, это Элен меня вызывает, - подумала Мэри. - Может, она хочет мне сказать... то самое, чего я жду?"
        В доме раздались шаги. Гулкие, тяжелые.
        - Кто там топает? - гневно говорит Генри. - Кто смел вломиться в мой дом?
        Тяжелые шаги. Двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят пар ног. Пятьдесят непрошеных гостей в доме. Что-то гудит. Хихикают дети.
        - Сюда! - кричит внизу Мышка.
        - Кто там? - в ярости гремит Генри. - Кто там ходит?
        - Тс-с. Ох, нет, нет, нет, - умоляет жена, цепляясь за него. - Молчи, молчи. Может быть, они еще уйдут.
        - Мам! - зовет Мышка. - Пап!
        Молчание.
        - Вы где?
        Тяжелые шаги, тяжелые, тяжелые, страшно тяжелые. Вверх по лестнице. Это Мышка их ведет.
        - Мам? - Неуверенное молчание. - Пап? - Ожидание, тишина.
        Гуденье. Шаги по лестнице, ведущей на чердак. Впереди всех - легкие, Мышкины.
        На чердаке отец и мать молча прижались друг к другу, их бьет дрожь. Электрическое гуденье, странный холодный свет, вдруг просквозивший в щели под дверью, незнакомый острый запах, какой-то чужой, нетерпеливый голос Мышки - все это, непонятно почему, проняло наконец и Генри Морриса. Он стоит рядом с женой в тишине, во мраке, его трясет.
        - Мам! Пап!
        Шаги. Новое негромкое гуденье. Замок плавится. Дверь настежь. Мышка заглядывает внутрь чердака, за нею маячат огромные синие тени.
        - Чур-чура, я нашла! - говорит Мышка.